[indent] неприятное ощущение застревает в горле комом – питер чувствует, как тошнота медленно поднимается, и потому резко тянет сыроватый, холодный воздух носом, излишне заинтересованно глядя себе под ноги. он неплохо справлялся с аппарацией, при всей своей кажущейся мягкотелости и трусости, она давалась ему так же хорошо, как и анимагия, как и весьма сомнительное умение выживать. однако, стоя на дорожке, в окружении тумана, петтигрю казалось, что в последнем умении он преуспевает все меньше и меньше, точно стремительно несется вниз, где его ждет обрыв, падение с которого раскроит ему череп.

[indent] он поднимает взгляд на профессора дамблдора лишь один раз, когда тот упоминает его по имени – этот тон проходится по натянутым нервам, заставляя вжать голову в плечи и посмотреть на директора хогвартса исподлобья; парень искал в фигуре директора защиты, спасения, а нашел только более изощренный способ умереть – в страхе, в памяти о тех, кому пришлось пострадать ради этого обмана, в лживом обещании самому себе, что он делает мир лучше. альбус сам сказал ему не геройствовать, пойти и рассказать все, что ему известно, вытащить хотя бы двух человек, у которых на предплечье расцвела метка из этого капкана, а теперь вновь наскоро собирает группу и говорит о том, что им следует отправиться в литтл-хэнглтон. от одного только названия его бросает в холод – дамблдору достается долгий взгляд и тот прерывает эту игру первым, продолжая повествование, заставляя питера вновь опустить голову так, что взъерошенная светлая челка начинает дотягиваться едва ли не до самого крысиного носа.

[indent] - там опасно все, - питер уверен абсолютно точно, что темный лорд защитил это место таким множеством заклинаний, что вряд ли они смогут к нему подойти просто так. почему вместо того, чтобы отправиться туда «сильнейшему волшебнику, который может противостоять темному лорду», отправляют их? предателя и молодую семью, - я не представляю, что искать, - он признается честно перед тем, как они все коллективно аппарируют в нужное место. фразу «что-то пропитанное темной магией» он проглатывает, чувствую подступающую тошноту, когда они оказываются на месте. здесь темной магией пропитан каждый дюйм пространства, а за каждый ярд придется бороться с собой, чтобы не струсить.

[indent] хлынувший в легкие влажных холодный воздух его не успокаивает совершенно – он рвано вдыхает еще пару раз, стараясь совладать со своим природным желанием выжить хоть как-нибудь, на которое животная половина отзывается вполне радостно. убежим, скроемся, как делают это настоящие крысы, мне нет необходимости идти туда.

[indent] питер плотнее сжимает губы и делает шаг вперед…

[indent] …неожиданно понимая, что ноги его совершенно не слушаются. следом за этим осознанием к нему приходит общая усталость, заставляющая начать панически искать собственных спутников. ощущение подкосившихся ног приходит мгновенно – он хватается за чужое плечо, запинаясь, тяжело хватая ртом воздух. ему требуется несколько секунд, в которые он слышит лишь как бешенно колотится собственное сердце, прежде чем заметить, что он повис на андромеде, - прости, - он старается говорить негромко, но паника все равно в его голосе слышится – так толкаются буквы, пытаясь сложиться в слово, проглатываются окончания и поднимается интонация, - н-ноги, - питер переводит взгляд на теда, точно желая удостовериться, что кроме него все остальные в порядке, - не слушаются меня.

тед не задается вопросом, почему он (они). он видит этот вопрос в глазах напротив, в других. его плечами задают уизли, когда дора снова переступает порог норы (может и хорошо, что она считает его вторым домом). тонксу не нужен этот вопрос, потому что уже все решено за них. это не метка на предплечье, как у верных псин лорда, но ответственности столько же, а может даже и больше - орден не рассыпался когда все ошло не так, небо стало сизо-серым, и стали сажать тех, кто пытался оставаться верным своему сердцу. нет, они решили идти до конца (он; они с медой; они все, кто собирался по кодовым паролям, кто слушал дамблдора и кто просто хотел жить в лучшем мире).

поэтому тед не задает - только кивает и сжимает руку меды. ей будет спокойнее рядом (ему нет), им пригодится медик. это рационально, это правильно, этого достаточно.

тед только кивает - и внутри шестеренки крутятся. его миссия начинается раньше других. снова с незарегистрированного портала, с запрошенного угла неприметного дома на пересечении улиц. или даже раньше: с беспокойного сна до, с очередного письма доре на всякий случай и с поцелуя меды в лоб.

- значит, притащим дамблдору все подозрительное, - тед пальцами щелкает, уже устремляет взгляд в молочный туман, - и на всякий случай напоминаю: ничего голыми руками не трогать.

у тонкса нервы накалены до предела, и вместе с тем он как будто бы ничего не чувствует. странно, если это место его успокаивает? в тишине и темноте есть своеобразная конечность бесконечности и тед думает про себя - и это уж не так уж и плохо. а потом хватается за руку меды: чертова черная магия с первого шага лезет в голову, пробирается по венам в самое сердце.

он не успевает об этом предупредить остальных - питеру становится плохо, и тонксы единым щитом облепляют его.

- так, давай... я так понимаю, в крысу и в карман ты не хочешь? - тед шутит беззлобно и накидывает руку петтигрю себе на плечо, а сам приобнимает его за торс, вцепляется посильнее в куртку - и держись лучше сам тоже, а еще предупреждай, если падать будешь.

с рукой меды он расстается также быстро, как и взял, теперь он (они) собой защищаются питера, и тед хмыкает про себя иронически: хотел сына?

люмос светит странно, как будто шариком вокруг палочки, концентрированным фонарем-ночником, детской шуткой, издевкой старого дома. но даже до земли не дотягивает, поэтому тед идет маленькими шажками, старается петтигрю держать ровнее к центру дорожке, чтобы тот не споткнулся.

тед снова забывает, что нужно сначала позаботиться о себе. когда ногу пережимает адской болью, первая мысль, естественно, что на них кто-то напал. и он делает себе еще хуже, крутится по сторонам, пытаясь обнаружить хитрого и безмолвного врага, и зубы сжимает до скрежета, чтобы не выдать степень агонии. ногу прошивает болью -

и слово это оказывается верным. как это глупо, запутаться в _обычном_ силке. как это ему подходит.

- меда, - у него от боли на глазах слезы выступают, - помоги питеру.

тед тяжело на землю опускается, пытаясь положение ноги не менять. здесь-то люмос не подводит, перешитая леской словно кровавой гирляндой нога выглядит паршиво, чувствуется еще хуже. ему стыдно, ему больно, ему плохо. тонкс уже не сдерживает слез, и руками берется за струну, забывает о собственных предупреждениях, но кажется, что силок только хуже давит. на подушечках выступает кровь от порезов, и руки дрожат от боли (тед не уверен, но по-моему его всего колотит сейчас).

- меда... - он снова зовет на помощь и проклинает все. как так оказалось, что все повисает на ее хрупких плечах сейчас? - резани вот здесь, пока я держу? - тед приподнимает струну в одном месте - так его прошивает болью в другом. он даже не представляет как обычная на первый взгляд леска так легко сквозь ткань проходит, буквально как нож в масло, - ну хоть пугало прошли, уже хорошо, - тонксу ничего не остается, как грустно усмехнуться.

Отредактировано edward tonks (2024-01-20 05:00:23)

[indent] дурак; он ведь лучше всех понимал, что их должно ждать здесь, в месте, где, как казалось, хранится один из жутчайших артефактов, связанных с темным лордом. они не прошли и нескольких ярдов, а уже не ощущались себя так, словно смогут преодолеть расстояние до двери. питер с радостью бы предложил тонксам бросить это дела, плюнуть на альбуса и вернуться домой, к малышке доре, ради которой они и бились в этой жуткой войне.

[indent] странно, что никто из их друзей не рассказал, что умереть на войне – хреновый способ позаботиться о собственной дочери. питер сжимает губы посильнее, в тонкую нитку, чтобы лишний раз не выдать своих мыслей, не предложить трусливый, но спасительный побег, который ему всегда грезился, но всегда был критически далек. сколько раз он хотел бросить все, взмахнуть руками, точно с них стечет и темная магия, и сама метка с руки, страшными, черными нефтяными каплями, и сбежать, не оглядываясь, желательно даже, зажимая уши, чтобы не слышать ничего. но, вместо этого, продолжал теряться в собственном вранье, которое, казалось, должно было его защитить.

[indent] он еле шевелит ногами, смотрит неотрывно на дом – темный силуэт на таком же темном небе, покосившийся и кривой, словно пасть древнего чудовища, а забор с калиткой – кривые зубы, которые сейчас вцепятся в них намертво. петтигрю отчаянно стареется не налегать своим весом на тонксов, но это, конечно же, просто иллюзия – ноги не слушаются, движутся медленно, словно он девяностолетний старик, нацепивший мерзкие растоптанные тапки и шаркает к окошку, чтобы спугнуть гуляющую на улице детвору. он щаркает ногами, тяжело, протяжно – они совершенно не хотят отрываться от земли.

[indent] рука теда, которая надежно его поддерживала, дергается, напрягается – что-то произошло; что-то на едва освященной дороге поджидало их, чтобы не допустить дальше. силок вцепившийся в ногу тонкса; питер кладет руку поверх руки меды, точно хочет отцепить ее пальцы, аккуратно сдвигает их, требуя отпустить его [все внутри сжимается от задушенного болью голоса тэда], - оставь, я не убегу, - петтигрю улыбается слабо, тоже измученно, но очень старается пошутить, словно ему опять 18 и он хочет блеснуть перед старшей сестрой сириуса, на которую тот отчаянно ровняется, остроумием, - иди, - он говорит настойчивее, перебивает тихий голос тэда. их тут слишком много на одну андромеду, кто диктует ей как поступить – ему, хотя бы, не больно. ему и терять то нечего, даже если он не вернется с этой миссии, другим некому будет рассказать, что он пытался играть в героя.

[indent] тонксам нужно вернуться к своему ребенку живыми и, по возможности, здоровыми. последнее, конечно, маловероятно, но это не самая запретная мечта, на самом деле.

[indent] от сидения возле земли пробирает озноб, питер ежится зябко, прислушивается к тому, как выравнивается дыхание тэда, жмурится с силой, так что бледные ресницы начинают колоться о веки – он в очередной раз мысленно желает всего самого нехорошего и дамблдору и темному лорду, которые перекраивают их жизни по своему желанию.

[indent] при этом он старается не думать, что ему скажут вич-вочеры, если они вернется с этого задания еле живой – как быстро его потащат на допрос?

[indent] тяжело поднявшись на ноги вновь, питер оглядывается на конечную цель их назначения и ежится сильнее, стыдливо радуясь, что эта ситуация вынуждает их идти втроем рядом, иначе бы от ужаса, темной магии и проникающего под свитер холода, он бы давно сошел с ума. палочка в его руках появляется как-то сама собой, точно продолжение собственной руки – он всегда сначала думает, а потом делает, но в этой ситуации пробует открыть калитку до тонксов. вдруг там очередной неприятный сюрприз?

[indent] удивительно, что калитка поддается его магии и открывается.

даже боль в этом месте какая-то не такая. не живая, удушенная, тупая и до шума в ушах ровная. как пульс покойника, думается ему.

- ветра нет, - тед отвлеченно замечает, пока меда колдует над его ногой.

то ли му действительно легче становится, то ли его собственный страх - отражение ужаса и боли в глазах жены - как антидот ужасам дома гантов. тед усмехается себе под нос: хотя том реддл положил тысячи людей на алтарь войны, он так ничего и не понял про ужас.

- спасибо, - тонкс крадет у них всего лишь секунду, чтобы ладонью обнять щеку меды. большим пальцем достает до первой морщинки между бровей и мягко убирает складку. знает, что его теплая рука - ее надежда; ее темные глаза - его пристань и маяк. и потому их любовь убережет.

на ее скуле остается красный след его ладони. метка наверняка железом и горькой травой пахнет. не защитит, заклинание не отклонит, от проклятья не убережет. но немой наказ быть осторожной - ей оставляет.

тед уже готовится под улыбкой скрывать новый приступ боли, но удивленно брови поднимает, когда встает на ноги. мазь с ним творит чудеса. уже в самом деле в груди неприятно волнением колет, чем нога болит. может, это только временно, но тед согласен с этим жить. поэтому и выдыхает глубоко, на улице морозно, а ото рта даже и облачка пара не выходит. словно они в какой-то банке, подобии стеклянного шара заперты. внезапная мысль тонкса заставляет обернуться.

обман ли это или магия - конфринго без разницы. в золотисто алых отсветах лицо теда серьезное, без намека на страх или злость. огонь лентами-змеями сжирает чучело, и даже это не разгоняет особо темноту вокруг. они не в стеклянном шаре. они в банке с черным формалином.

главное, здесь не остаться. вернуться, с крестражем или без. вернуться.

поэтому тед взмахивает палочкой, шепчет, и на дорожке появляются все их следы. эффект должен быть яркий, флуорецентный, но версия про формалин все еще работает - и следы выглядят причудливыми выпуклыми мазками художника-импрессиониста, в жизни которого больше ярких красок не осталось. может быть, тому реддлу стоило рисовать картины, стал бы счастливее.

прихрамывая, тонкс нагоняет питера и андромеду, хочет им сказать, что должен первым идти, на себя поймать все ловушки и силки, но вовремя язык прикусывает. нечего геройствовать, тед. ты уже попал в силок. поэтому - он накрывает протего себя и петтигрю, а меда уже исчезает внутри дверного проема. тед матерится сквозь зубы.

- пит, ты далеко не гуляй? и не молчи, хорошо? - тонкс смотрит на его протего, то искрится трещинами и как будто бы долго не протянет. у самого, наверно, такое же. но всяко лучше, чем ничего.

но каким бы другом не был петтигрю, его сердце уже там, внутри зияющих темнотой окон. дверь открыта - оттого у тонкса нет ни шанса прочитать предупреждение, но даже если бы он его видел, чтобы он сделал? все трое знают этот вопрос.

- андромеда? - тед пытается звучать уверенно, зовет ее выйти из темноты целой и невредимой, едва руками касаясь косяка.

он смотрит внимательно на остов двери, щурится. но ведь она же прошла нормально? и тед делает шаг вперед, а сердце болит все сильнее.

ему казалось, что сердце не может больше болеть и волноваться. однако - его прошибает ознобом еще больше, едва под ним скрипит половица.

- меда? - голос дрожит предательски, - МЕДА? - и срывается на крик.

из темноты на него выползает светящаяся змея, чарует бесцветными глазами, так что тед от ужаса не может пошевелиться. он до сих пор не слышит ответа от меды - но не успевает ничего больше подумать - змея шипит и бросается на него, так что тед только успевает закрыть лицо руками. он на автомате шагает из дома назад, оступается, и падает вниз, обратно на тропинку.

но все равно не может издать больше ни звука.

Отредактировано the good one (2024-02-08 22:07:14)

Дом пахнет могильной сыростью, гниющим деревом и сгнившей листвой. Андромеда морщится, делая вдох, держит палочку наготове, проходя дальше, когда за спиной раздаётся голос Теда.

Глупо было ожидать, что он не попытается последовать за ней. Стоило задержаться, стоило убедиться, что рисковать не станет.

– Тед, не захо… – фраза обрывается на полуслове, стоит Теду сделать шаг внутрь, как дом, что тот капкан, щёлкает зубами, выпускает когти. Или, в данном случае, змей.

Одна из них проходит через Андромеду, не оставляя ни ощущения холода ни боли, волшебница оборачивается, прослеживая её путь, и в этот момент щёлкает дверной замок.

Меда торопливо возвращается к двери, слыша крики с той стороны, два голоса, зовущие её вернуться. Кровь чуть быстрее начинает течь в жилах, Меда сглатывает вязкую слюну всё ещё с привкусом крови, когда открывающее заклинание не срабатывает, и что есть силы кричит в ответ:

— Я В ПОРЯДКЕ! ВЫ ЦЕЛЫ? Я ПОИЩУ ДРУГОЙ ВЫХОД.

Не затихающие крики с той стороны двери говорят ей, что её голос не уходит за пределы этих стен. Меда смеётся чуть нервно, качает головой и зажигает свет на конце палочки.

“Этой дыре тебя не поглотить. Соберись, Андромеда”

Ноги несут её глубже в темноту дома, она пристально осматривает всё вокруг, подмечая вещи, которые могут хранить в себе то, что ей нужно. Она бегло осматривает замершие часы с кукушкой, не обнаруживая там ничего, кроме пыли, вглядывается в столик с осколками керамики, где едва заметно поблескивает в темноте обрывок белой шёлковой ткани. Контраст белизны с пыльной поверхностью заставляет что-то ёкнуть внутри – Меда аккуратно убирает обрывок в карман и поворачивается к висящим на стене портретам.

Пристальный взгляд чужих глаз заставляет поёжиться, но Меда расправляет плечи, вздёргивает подбородок, вспоминая надпись на двери. У неё есть все права тут быть – она желанная гостья в этом доме по праву крови, какой бы чушью она это не считала в обычной жизни.

Меда подходит ближе к портрету мужчины, вспоминая материнские интонации.

— Добрый день, сэр. Быть может, вы не откажетесь помочь дочери рода Блэков?

— Дочь рода Блэков, — его голос звучит как из-под толщи воды, — в стенах этого дома отродясь не бывало представителей таких знатных семейств. Скажи мне сначала, с чем связана такая честь, м?

С соседнего портрета раздаётся фыркание — как будто кто-то негромко чихнул от клубка пыли. Меда следит боковым зрением, не покажется ли там кто, но внимательно слушает, что говорит мужчина.

— О, это визит исключительно деловой. В этом доме есть кое-что нужное мне, некий предмет, напитанный особой магией. Он был бы весьма полезен моей семье, если бы вы могли помочь мне в его поисках.

Она даже выдавливает из себя снисходительную улыбку.

— Ах, ну да, ну да. Эти Блэки... Думают, что все вокруг им должны... Приходят в дом потомков Салазара Слизерина... с требованиями. — Смеется скрипучим смехом. — Я мог бы тебе помочь, но вот Милли это, боюсь, не очень понравится. Она ничего не хочет делать... просто так.

Андромеда бросает быстрый взгляд на второй портрет, где наконец-то появилась очень юная, но не по годам усталого вида девушка. Меда сглатывает вязкую слюну, стараясь держаться оптимистично.

— У великой семьи не менее великое тщеславие, но разве можно нам ставить в вину то, что мы знаем цену себе и всему вокруг? И никогда не отказываемся платить по заслугам тем, что протягивает нам руку помощи. Какова цена вашей протянутой руки, мэм? Я уверена, мы сможем договориться.

Когда ответ девушки звучит у неё в голове, Меда старается не подавать виду, не выказывать собственного волнения. Как она могла забыть про восприимчивость к духам, почему не взяла амулет? Теперь-то уже деваться некуда.

“Найди предмет, ставший причиной моей смерти (он держит меня здесь). Если ты поможешь мне уничтожить связь с домом, я расскажу тебе, что ты хочешь знать.”

Меда облизывает пересохшие губы, понижает голос до доверительного шёпота:

— Разумеется, я помогу вам. Но этот дом так велик, а моего возвращения ждёт дочь. Быть может, вы хотя бы укажете мне, на каком этаже искать то, что держит вас здесь? Кивните раз, если это на первом этаже, кивните дважды, если на втором. Покачайте головой, если этот предмет вовсе не в этих стенах, а снаружи.

Глупо было надеяться, что старик её не услышит.

— ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — Губы старика дрожат от ярости, бородавки начинают блуждать по лицу. — ВЫ ОБЕ — ОБЕ — ОСТАНЕТЕСЬ СО МНОЙ! ЗДЕСЬ!

Меда отшатывается, отступает от портретов на шаг – но ей не сбежать, как сбежала Милли. Чужое присутствие в собственных мыслях она слышит как змеиное шипение, она зажмуривается, пытаясь отогнать его, но тщетно – мерзкий старик вцепился в её разум слишком крепко, путая мысли, мешая сосредоточиться.

И всё же неосознанно шипение чужого голоса заставляет её вспомнить кое-что. Крепко сжимая палочку, Меда стремительно бежит по прогнившей лестнице на второй этаж – туда, куда уползла призрачная змея.

Доски трещат под ногами, чудом не рассыпаясь, но Меда едва это слышит – скорее-скорее-скорее, пока призрачный след змеи не стёрся из памяти чужим криком, разозлённым шипением парселтанга. Меда рывком распахивает дверь и едва не падает от того, как легко поддаётся замок.
Она оглядывает помещение, прислонившись плечом к косяку, переводя дыхание. Взгляд тут же падает на сундук, и Меда решительно делает шаг в его сторону. То, как с громким треском ломается доска под ногами, она скоре чувствует, чем слышит, в последний момент одёргивая её – доска в двух шагах от сундука проваливается с треском, заставляя сердце с удвоенной скоростью качать кровь. Невербальная “алохомора” открывает перед ней хранилище чужих тайн, заставляя хоть так преклонить колени.

В сундуке плотно сложены старые мантии с вышитым гербом дома Гонтов, пролежавшие тут едва ли не пару столетий. Под толщей ткани Меда находит небольшую стопку писем, перевязанных бечёвкой.

Дрожащими пальцами Меда скрывает перевязь, распечатывая уже открытые письма вновь, пробегая глазами по строчкам, сглатывая ком в горле. В письма М. она узнаёт собственные письма – те, что она писала Теду, незадолго до того, как объявиться на его пороге. Возможно, письма не такие возвышенные, но не менее искренние.
Глаза вновь и вновь пробегают по строчкам, цепляясь за “нашу иву”. Мысли пытаются отыскать в воспоминаниях, было ли неподалёку от дома дерево? Если бы только в голове не было так шумно, возможно она смогла бы вспомнить…

Ещё раз тщательно осмотрев сундук, Меда убирает во внутренний карман мантии чужие письма – ей кажется, Милли не хотела бы, чтобы они оставались в ловушке этого дома. Не без труда поднявшись на ноги, она идёт к заваленой барахлом полке, покрытой многолетней пылью и паутиной.

– РЕВЕЛИО, – она даже не осознаёт, что кричит – всё, чего она хочет, это перекричать шум в собственной голове, сделать так, чтобы мерзкий голос хозяина дома перестал там звучать. В последний раз она так кричала заклинания, когда вместе с Дорой и Тедом пятого ноября взрывала чучела Гая Фокса на заднем дворе, выкрикивая в воздух “Конфринго”, под довольный визг дочери, сидящей на плечах Теда.

Заклинание обращает её взор к стоящей на полке шкатулке и флакону. Меде хватает пары секунд, чтобы понять, что во флаконе зелье невидимости – Слизнорт бы ею гордился, даром что в свой Клуб не дозвался. Когда Меда отставляет в сторону флакон, в голове немного шумит — как будто проворачиваются старые заржавевшие шестерёнки.

Андромеда берёт с полочки шкатулку, когда за спиной ощущает чужое присутствие. Один неловкий разворот и удивлённо-радостное “ТЕД!”. и шкатулка выпадает у неё из рук и раскрывается сама. Перуанский порошок мгновенной тьмы рассыпается, погружая комнату во мрак.

– ЧЁРТ. ТЕД, ТЫ В ПОРЯДКЕ? БУДЬ ОСТОРОЖЕН, ТУТ ВСЕ ДОСКИ ПРОГНИЛИ. ТЫ ЦЕЛ? – она кричит мужу сквозь темноту – чтобы перекричать шум в голове, и чтобы в кромешной тьме Тед нашёл её снова.

Как всегда находил.

Отредактировано andromeda tonks (2024-03-13 23:24:21)

[indent] Лопата врезается в мерзлую землю послушно, немного остервенело – Питер наблюдает за этим внимательно, точно пытается прикинуть, как давно здесь проводили точно такие же манипуляции; не то, чтоб ему сильно хотелось узнать, что же запрятано под грязными комьями, просто вариантов то особых нет. С пустыми руками возвращаться не получится – если они вообще отсюда смогут вернуться.

[indent] В какой-то момент лопата замирает, отскакивает в сторону и послушно ложиться рядом с ямой, достаточно глубокой, чтобы Питеру туда сигать отчаянно не хотелось. Однако, даже попытки разогнать светом нависшие сумрачные тени не помогают; Петтигрю со вдохом присаживается на край ямы, опирается правой рукой, держа при этом в левой палочку и освещая себе пространство. С такого расстояние свет выхватывает очертание кости, чужого черепа. Питер разглядывает его внимательно после того, как проверяет заклинанием.

[indent] Какого черта кому-то понадобилось закапывать здесь тело?

[indent] Может этому поганому старику с портрета?

[indent] Или за эту самую лопату брался сам Темный Лорд?

[indent] От последней мысли вдоль загривка проходится неприятный холодок и Питер, подняв резко голову вверх, смотрит на чуть поблескивающий металлический срез лопаты, по которому рефлексом проходится холодный, чуть пугающий свет от палочки. Интересно, в обычное время он бы подумал о том, что эта лопата с легкостью может перебить ему шею? Вряд ли.

[indent] Его внимание отвлекает что-то странное, неестественное, что происходит с домом. Он лишком долго его разглядывал перед тем, как забраться во внутрь, чтобы не заметить кромешной тьмы на втором этаже; черт побери, совсем недавно, прежде чем начать копать, он опасливо поглядывал в сторону второго этажа, потому как слышал, что Андромеда ушла именно туда. Отсутствующий на улице Тед ему в подвале тоже не встретился, а значит, оба Тонкса решили поисследовать верхний этаж и что-то произошло.

[indent] Питер чувствует, как кровь сходит с лица, как подступает так легкая тошнота, словно ты стоишь на палубе и она слегка покачивается под твоими ногами – он ненароком опирается на земляную стену ямы, чтобы взять себя в руки. Долгий натужный вздох дается ему нелегко, но чуть приводит хаотичные мысли в порядок – все это происходит за несколько секунд, когда в голове одновременно царит и оглушающая тишина и бешено толкаются мысли, не способные остановиться и замереть, чтобы разобраться в них. Ему нужно выбираться наверх и как-то привлечь внимание Тонксов.

[indent] Рваное движение – так же рвано, неаккуратно [МакГонагалл наверняка бы неодобрительно поджала губы] из земли появляются ступеньки, и он взбегает по ним, едва не свалившись; из-за неаккуратного заклинания одна из них под ногами обваливается мелкой, холодной крошкой.

[indent] - Андромеда! – кричит он, вглядываясь в темное окно, но не слышит ответа, - Тед! – черт побери, успеет ли он к ним или проще их поймать, если они прыгнуть из окна? Тут и падать то не очень долго.

[indent] Пошарив взглядом вокруг, он резко хватает один из камней, украшавший когда-то одну из клумб и, замахнувшись, бросает в зияющее темнотой окно.

ничто, а б с о л ю т н о е   н и ч т о не заставит теда отступиться, если от этого зависят жизни жены или дочери. в этот момент внутри сердце закручивается в спираль и ноет невыносимо, тонкс знает, что это даже не выбор - суть его существования. поэтому призрачным змеям, закрытым заклятиями дверям и черт-знает-чему еще придется подвинуться. и хотя это у андромеды патронус медведь, сущность защитника в этой семье общая.

- будь осторожен.

тед бесполезно напоминает питеру, и думает, что лучше бы и его дома с дорой заперли. почти как сын - все младшие в составе ордена вызывали одновременно приступы негодования и желания уберечь до жестокости - ведь если не ради детей воюют, то ради кого? но при виде питера сердце кровью обливалось как-то особенно едко. может, это все рассказы меды. может, прозрачные серы глаза, в которых боль отражалась зеркалом.

тонкс зло на дверь смотрит, и лезет через окно за питером, предварительно разбивает части заклинаниями, и все равно цепляет осколок рубашкой - в напоминание лоскут, но хотя бы без порезов. кажется, как будто змеи все еще застряли в нем, расползаются неприятной дрожь по венам, выступают крупными каплями холодного пота на лбу, но тед только плечами передергивает и старается не обращать внимания. глаза наконец привыкают к полутьме.

- меда?

он не рискует, зовет уже шепотом, но в ответ ему - только проблеск движения на портрете, и туда тед и устремляется. тонкая хрупкая фигурка так и взывает сравнениями к андромеде, а потому - ему еще хуже. тонкс прокручивает золотое кольцо на безымянном пальце, и это хоть немного помогает заземлиться. они для меды еще не нарисовали портрет - и не нарисуют еще долго. тед не в настроении менять живую, сострадательную, самонадеянную, улыбчивую и бывшую-мисс-блэк-да-забудь-же-ты-эту-фамилию-а-то-опять-огребешь-шутящую жену на кусок холста с красками.

убедить себя получается, мно это всего лишь полдела. безымянная мисс с портрета наверняка видела андромеду - и это тед и пытается выяснить. а бонусом к этому - что илли гонт была задушена мистером нонтом - теду едва удается разглядеть под слоем пыли подписи к портрету, и он до скрежета сжимает зубы. жена, дочь или сестра - у него нет времени рассуждать. хочется разнести портрет мужчины, и только мысль, что еще неизвестно какими бедами это накажет еще живых, и останавливает его. тонкс бросает последний полный горечи взгляд на девушку и спешит наверх. только на несколько мгновений тормозит у зеркала. ревелио - и вместо замученного себя еще раз убеждается в том, что и так уже знал - как гонт в саду дергает милли за шарф. он не смотрит дальше, боясь того, что увидит.

- меда? - тед зовет уже громче, хотя все еще неуверенно, - меда.

в груди расплавленным орячим солнцем встает надежда, и кажется, что даже все вокруг становится светлее. пока не гаснет напрочь.

тонксу на мгновение кажется, что вот оно, все - дальше ничего не будет. но тут грудь разрывает истошным криком меды, и он снова вспоминает, как дышать.

- не бойся, я тебя найду! - еще на парвом слоге голос может и дрожит, но дальше уже все затмевает угрожающая уверенность.

отчего-то тед пригибается, хотя андромеда говорит, что главная помеха в дряхлом поле - может, это просто застарелая квиддичная привычка, которую пятнадцать лет взрослой жизни так и не выбили - сгрупироваться при падении. он так и двигается на ощупь шаг за шагом, резко оборачивется от звона стекла с выставленной наготове палочкой - хотя скорее сейчас просто по-звериному прыгнет на невидимого демона. но враг - это всего лишь камень, а потом оказывается, что и не враг вовсе - когда они слышут голос питера с улицы.

огромная серебристая медведица, в треть этого чердака, и вовсе разгоняет тьму, которая от яростного образа утекает по углам. тед улыбается непроизвольно: ему невероятно повезло, что его выбрала лучшая из женщин. меда оказывается совсем рядом, но прежде чем он успевает взять ее за руку или сказать хоть что-то, она снова шаг за шагом ускользает от него - только теперь не видением, а устремленной богиней,Н несущей возмездие этому проклятому дому.

- да! - едва тед видит платок, у него тоже в голове щелкает, - он задушил ее этим!

может быть, у них еще получится упокоить с миром ее дух. может быть - но тут меда падает на колени, и у теда не остается времени на предположения. он успевает к жене еще до того, как она окончательно осядет на пол, и таким привычны за годы тренировок движением поднимает ее на руки. хорошо, что хоть тренировки были все по радостным поводам, а не как сейчас.

- питер, не лезь сюда. мы спустимся. пока попробуй успокоить эту чертову семейку.

причина отговоривать петтигрю идти к ним на помощь довольна проста - скорее, даже прозрачна (и серебриста). даже с середины комнаты он видит этих проклятых тварей. палочка все еще в руке - випера эванеско - вспоминается что-то умное из школьной программы. но вряд ли из него выйдет хороший дуэлянт с женой на руках. кроме того она перед ним, словно щит, и это и вовсе не устраивает теда. тонкс лихорадочно ищет решение новой (старой) непредвиденной проблемы, прижимает андромеду к себе ближе, и еще раз выглядывает из окна: может быть, прыгнуть будет самым простым решением? а пальцы тем временем случайно нащупывают какой-то пузырек в мантии жены. у теда одна надежда: что это что-то лечебное, что поможет ему привести андромеду в сознание.

но он разочарованно смотрит на мерцающую жидкость во флаконе. совсем не то... или? тонкс бросает взгляд на змеек, а потом снова на пузырек. он даже не может догадываться, откуда у меды есть зелье невидимости, но в этот момент оно словно подарок свыше. или неуёмная забота жены даже в тот момент, когда она у мужа на руках без сознания. второй раз за пять минут в этой чертовой комнате тед улыбается.

и все равно: сначала он капает каплю на один из горшков, а то в этом доме все не то, чем кажется. тот исчезает - и тут уже тонкс не теряет времени, проверяя несколько капель на себя и на меду: надо еще питеру оставить, им уж действительно лучше скрыться с глаз, прежде чем что-то еще произошло.

на лестницы он играет в классики со змеями, аккуратно обходит их и пытается не скрипеть половицами и только в самом низу древний пол выдает его. тед смотрит наверх, чувствует, как на глаза катится пот, но, кажется, в этот раз без призрачных друзей обошлись. при виде портретов снова к горлу подступает ярость, и тед даже дергает палочкой, чтобы спалить проклятого деда к чертовой матери, но вместо пламени - лишь сноп красных искр, и он плюет на свою затею - убраться отсюда ему хочется гораздо больше.

- питер, мы здесь,  все еще невидимый, тед ловит мальчишку за руку во дворе и вкладывает ему зелье в ладонь, - выпей и давай быстрее отсюда, меде совсем плохо. нам нужно в мунго.