- Не подписал, - Кассиус припечатывает листок инспекции к дереву стола, и с треском бухается на стол перед Праудфутом, который отвлекает взгляд от газеты и застывает с чашкой кофе на половине пути к губам. - Гребанные политиканы, играют в свою толерантность, пока эти... покрывают своих, без вопросов о том, преступники они или нет.

Пальцы проходятся гребнем по волосам, желваки ходят под кожей словно заведенные. Он бы рассказал, где у него сидят эти политические зашторные интриги, если бы дал себе волю, но сдерживать агрессию было в его правилах. Расшатанная последними событиями в собственной жизни нервная система давала сбой по капле, но в чаше ещё было достаточно, чтобы играть роль достопочтенного хит-визарда, который одним словом останавливает на задержаниях своих подчиненных, у которых чесались руки каждый раз пойти в ближний бой, вместо того, чтобы управляться заклинаниями. Он и сам таким раньше был, становится ли таким сейчас?

- Ну, и что? - Праудфут фыркает, ловя взгляд, и наклоняется чуть ближе, чтобы его шепот не был распознан окружающими их соратниками. - Можем возьмем дело в свои руки? Вряд ли кто-то обратит внимание на то, что происходит в Лютном...

Обратит. Кассиус ведет свой отряд вдоль Лютного Переулка. Пальцы натрагивают кончик палочки, что кобурой притянута к правой руке. Ни слова лишнего, ни движения избыточного. Только пошаркивание ботинок стажера выдается из общего ритма. В голове четкий план действий, под ребрами лишь одно жало сомнения, и оно укалывает, когда на глаза попадается вывеска "Черного Леса", две стены - и там тот, кто практически не сравнял его с теми же, кого он сейчас идет проверять. Словно в шахматной партии, одно неверное движение и ты на грани того, что тебе поставят мат, и у тебя есть лишь два хода, чтобы отыграться. Нынешний момент Кассиус не знал, как расценивать - идет ли он на рожон или на вы. Без предупреждения, без огласки и без предписания. Возможно, это бы прокатило ещё лет пять назад, когда по Горизонтальной Аллее не ходили с транспарантами, что каждая тварь вокруг имеет право на жизнь. Была вероятность, что это минёт грозный глаз Министерства сейчас, но... Он обрывает линь сомнений, и останавливается в нескольких шагах от главного входа.

План уже обговорен, осталось привести его в действие. Одним движением он посылает Макмиллана и стажера к кухонной двери - он не сомневается в первом, тот был одним из лучших его бойцов, но и второй пока ещё не давал повода заподозрить его в слабости. Оставаясь с Праудфутом и Корнером у главной двери, он внимательно изучает начертания на ней. Превосходно по рунам, и те, что горят на его плечах и бедрах быстро подсказывают ему, что делать. Пальцем указывая им встать по обе стороны и прикрывать, он надавливает на механизм кобуры, и палочка в секунду оказывается в его руке.

- Бомбарда, - лицо Праудфута расплывается в ухмылке предвкушения, но заклинание лишь заставляет дерево дрожать в предупреждающем для тех, кто затаился в ночлежке, жесте. Желваки заходятся в ритме, а пальцы белею на поверхности дуба. Он смотрит в глаза Корнеру, и тот кивает, и уже вместе: - Бомбарда Максима!

Дверь трещит, взрывной волной срывает петли, часть каменной кладки распадается. Кратким жестом приказывая Макмиланну быть на готове, если хоть кто-то решит покинуть стены утробы, он заходит внутрь, соратники следуют за ним. Но только они пересекают порог, как глаза начинает жжечь, пеленой слез застилая видимость. Расплывчато, волнами, но он видит как на него наставляют палочку, и на полном автомате он выкрикивает Экспеллиармус, но палочка остается обвитой пальцами, и он уже рыкает на Корнера, который заносит палочку, чтобы прикрыть, останавливая его раскрытой ладонью.

- Вечер добрый, - цедит он сквозь зубы, смаргивая выступающие слезы. - Поступил сигнал, что Вы укрываете опасного преступника, - вытаскивает из кармана листок с ориентировкой, на которой волком скалится неопрятный человек. - У нас есть ордер на его арест и проверку каждого, кто на постоянной основе присутствует в ночлежке.

Он обводит взглядом каждого, еле сдерживая зрение от того, насколько режет сейчас глаза. Татуировка на плече полыхает, но не помогает, встречаясь с родственной силой, и он держит лицо прямым, насколько это возможно. И в следующий же момент удар поддых, когда посреди комнаты он видит глаза Маргарет, но тут же переводит взгляд на светловолосую девушку, что помнил со своего наблюдения из бара "Черный Лес".

- Вы тут главная, не так ли?

Это был обычный вечер среды, который начался сразу после смены в Мунго, - в этот раз, к счастью, достаточно тихой; всего пара раненых своей же тупостью; на таких Мэг закатывает глаза и после пары манипуляций отправляет сразу в рукотворные; им уже никакие боги не помогут, лекарство от долбоебизма - это миф.

Полнолуние со всеми его последствиями едва успело отгреметь неделю назад, и половина обитателей до сих пор ходит пришибленная под действием умиротворяющего; кто покрепче, уже разбежался по своим важным делам, чтобы завалиться в ночлежку на, - каламбурошная, - ночлег. Макдугал успела закончить все, что планировала, раньше времени. Надевая перчатки, она уже собиралась уходить, чтобы отоспаться; хотела только попрощаться с Маттео и его загадочным другом, но ее планы нарушил грохот прямо за дверью.

Инстинктивно сделав шаг назад, Мэг выхватывает палочку из чехла и направляет ее на дверь. Сжав зубы, упирается левой ногой в пол, пытаясь занять более устойчивое положение. В голове проносится сотня мыслей, одна страшнее другой; она уже встречалась с налетами на ночлежку всех, кому не лень; ее не удивляет, что народ продолжает выносить им двери и атаковать всех подряд, особенно самых слабых, особенно после полнолуния, когда обитатели ночлежки измотанные и максимально уязвимые. Трусость таких людей выводит Пэгги из себя, и сейчас она ощущает, как приливает кровь к лицу: кем бы ты ни был, просто подумай о том, чтобы кому-то здесь навредить, и я снесу тебе голову.

Макдугал готова к любому раскладу: подзаборная пьянь, активисты за отлов, дурная молодежь, охотники с ошейниками, просто мастера ублюдских шуток, но к такому - точно нет.

Прежде чем она успевает что-то сообразить, ударная волна сбивает ее с ног, а палочка из руки с неприятным жжением вылетает, выбитая умелым точечным заклинанием. Мэг врезается спиной в стену, приложившись лопатками и затылком; не успевает толком сгруппироваться - балка над головой не выдерживает такого обращения и сваливается прямо ей на голову; столп поднятой пыли заставляет закашляться. Оглушенная ударом, но прошедшая не одну битву, Мэгги первым делом ощупывает руки и ноги на предмет переломов, осторожно крутит головой и поворачивает плечи в обе стороны по очереди, чтобы исключить повреждения.

Поднимаясь на ноги, она упирается ладонью в стену, но тут же перехватывает взгляд Вайолетт: - Все в порядке.

Не надо тратить на нее время, Макдугал сама разберется. Голос, видимо, звучит достаточно убедительно, чтобы Гуфье вернулась к насущным вопросам. Маргарет наклоняется, чтобы отряхнуться, и в голову влетает копье, на короткий миг размывая изображение перед глазами. Сука.

Наконец, Мэг видит, с кем Вайолет имеет честь, и рука, которой она тянулась за палочкой на полу, замирает в воздухе на секунду. Кассиус, мать его, Клируотер. Какая неожиданная, блять, встреча. Ей хочется спросить, какого хуя он вытворяет, но мимолетный всполох искр внутри быстро тушится осознанием, что сначала надо убрать отсюда всех, кто защитить себя не сможет. Если с Каем еще можно вести диалог, то вот эта остальная свора бешеных за его спиной доверия вообще не внушает.

Маргарет отряхивает плечи и проводит по волосам ладонями, пытаясь убрать с них осколки. Подбирает палочку и делает два уверенных шага вперед, щуря глаза. Меньше всего сейчас нужно демонстрировать, что что-то не так. Ох уж эта гриффиндорская бравада.

— Все останутся на своих местах. Палочки на стол, все вы.

Мэг откашливается, прежде чем заговорить, и голос звучит хрипло, ниже, чем ее обычный тон.

- Господа, мы, вроде, не на китайском говорим. Покажите бумаги, - губы растягиваются в зубастой улыбке, когда она впивается в Кассиуса взглядом, мысленно прожигая в нем дыру, - будьте любезны.

Палочка остается у нее в руках, которые она скрещивает на груди, встав рядом с Вайолет. Если они хотят забрать у нее палочку, им придется сделать это силой, а затем убить всех свидетелей, потому что просто так Макдугал этого не оставит. За каждую ссадину на ее щеке и трещину в стене они умоются соплями перед судом.

Отредактировано rostislav vulchanov (2024-01-17 01:12:55)

магнус перебирает струны на гитаре едва слышно, почти не касаясь. словно боится разбудить рядом спящего ребенка, будто их вот-вот должны обнаружить вернувшиеся раньше времени хозяева дома. испещрённые мелкими порезами подушечки пальцев алые, каждое прикосновение к металлу болезненно, но эта странная зависимость, и без нее жить получается едва ли.
идеальный слух спасает выступления, никогда - жизни, если судить по дурацким статьям из маггловских газет. делакуру поднатореть чуть-чуть бы в чем-то более приземленном, научиться уворачиваться от ударов или реагировать, как, например, маттео, быстро и не сомневаясь. но он успевает только перекинуть гитарный чехол через плечо и поспешить туда, откуда взрыв доносится, вслед за другом.
не успевают.
взглядом скользит по аврорам, пара шагов вперед, почти утыкаясь подбородком в плечо бритвуда. магнус славных хранителей порядка по хогвартсу, может, и помнит, вот только сейчас явно не лучшее время, чтобы предаваться воспоминаниям.
- здесь гитара, - в ответ на вопросительный взгляд одного из них. - больше ничего.
ему почему-то верят, впрочем, нет, ничего удивительного. успеют кинуть пару заклинаний за те секунды, что будет открываться чехол. этот бой станет неравным с самого начала, и единственное, что магнус и правда может поставить против - собственную безбашенность, если вдруг придет время.
пальцы маттео впиваются в ладонь, делакур невесомо накрывает второй сверху. мол, только держись, не выходи из себя, пока не станет понятно, что битвы не избежать. лица друга ему не видно, приходится действовать по наитию, - чужие ногти в коже оставляют лунки глубокие, и это заставляет подойти к оборотню еще ближе, чтобы едва слышно прошептать "потерпи".
потерпи, пока они не откроют дверь и не покажут, что все живы. это делакур совершенно не умел вести бой, зато прекрасно понимал, в какой момент словом ударить стоит. впрочем, ночлежка оборотней - явно не то место, где надо бы демонстрировать навыки дипломатии. он попал сюда случайно, принял местные законы и следовал им неукоснительно. как бы ни смотрелось со стороны.
маттео толкают вперед, и стажер, все еще не смеющий смотреть прямо в глаза, палочкой указывает направление движения. шаг, еще один, - картина ужасающая, выбитая дверь и разрушенные стены. делакур не помнит точно, как все выглядело еще несколько минут назад, да и неважно это, впрочем, - хит-визарды и авроры заполонили помещение, будто стая воронов слетелась на пока еще не начавшийся пир.
бритвуд дергается, бросаясь вперед, несколько секунд, и яркая вспышка, - к счастью, многострадальная стена все еще стоит, не разваливается, и маттео, чудом избежавший заклинания, попавший под внимание всех гостей, решивших заглянуть без предупреждения.
ловит взгляд его и кивает едва заметно - я бы поступил так же. попытался бы поступить. нет никаких сомнений в том, что на магнуса едва ли стоит тратить время. впрочем, туз из рукава можно вытащить в любой, даже самый неожиданный, момент.
стажер все еще держит его на прицеле. странный и, кажется, немного испуганный. палочка трясется, неужели не думает о том, что может случайно попасть не туда? как таких вообще на задания отправляют? магнус хмыкает и отворачивается, пара шагов вперед - совсем немного, только бы не чувствовать себя живой мишенью. это, однако, была почти самоцель.
такая же вспышка, что и минуту назад, вот только едва ли делакур может похвастаться хорошей реакцией. боль, пульсирующая боль от макушки волнами расходится вниз по вискам, к нижней челюсти, возвращается обратно, чтобы сойтись в начальной точке. держаться на ногах не выходит - приходится опуститься на колени и снова попытаться поймать взгляд друга.

Нужно бы нанять охрану и руны обновить.
В сложившихся обстоятельствах сложно найти поводы для радости, но, спроси какая-нибудь надоедливая репортерша волшебницу о произошедших событиях, Вайолет сказала бы, честно и без лишней лести, что была рада присутствию Маргарет Макдугал в ночлежке в тот самый момент. В этот самый момент. Ее присутствию она рада даже больше, чем если бы здесь был Дамокл. Нет, отсутствие мужа кажется единственным правильным, удовлетворительным и удобным вариантом, ведь малейший намек на опасность в его сторону поменяло бы Вайолет. Ее реакцию, желания, намерения. Она бы защищала только его. Сейчас же она могла встать на защиту каждого. Что касается мисс Макдугал – лучшего партнера для критической ситуации и придумать было сложно. Она достаточно ей доверяла, она ее уважала и, самое главное, она знала, на что та способна. Врежься на глазах француженки в стену кто-то другой, а потом заяви, что волноваться не стоит, Гуфье даже и слушать бы не стала. Слова же Маргарет имели вес. Колдомедик знает, когда наступает «критический» момент и его возможности падают до нуля. Хорошие колдомедики реалистичны и практичны, а Маргарет – хороший колдомедик.
Ей можно верить.
Вайолет ставит точку этим умозаключением. Она, определенно, сотрет ее, как только ситуация позволит. Посмотрит на коллегу, как на пациента, игнорируя все противостояния. Но это будет потом. А пока… пока лишь короткий кивок – единственный жест поддержки и отголосков сочувствия.
— Все останутся на своих местах. Палочки на стол, все вы.
Палочка волшебницы остается в чехле. Ни один палец даже не дрогнул в ее сторону, чтобы выполнить этот неоправданный приказ. Вайолет не привыкла, чтобы ей приказывали, но дело совсем не в этом. Кажется, что этих опьяненных властью, любое лишнее движение может вдохновить на оправданные – в их глазах – контрмеры.
- Впервые вижу, чтобы британец отказался от чая, – она улыбается, вежливо, холодно, но безупречно. Голос ее шелестит мягкостью бархата. Короткое пожатие плечами – еще один короткий жест, чтобы превратить происходящее безумие во что-то отдаленно напоминающее приличие.
Вайолет перенимает бумагу из рук Кевина, пробегает глазами по тексту и передает символ власти Маргарет. Выглядит она хуже, чем минуту назад. Волшебница замечает это сразу и коротко стискивает зубы, пряча за спокойствием. Она не любит, когда ситуация выходит из-под контроля, а эта – уже вышла.
— Обыск состоится, хотите вы того или нет. Если нет... Нам придётся применить к вам силу — именем закона.
- Я бы хотела напомнить, Messieurs, что война закончилась. Бесчинство и самодурство со стороны представителей правопорядка больше не поощряется. Даже карается, насколько мне известно.
Она делает шаг в сторону незваных гостей, намеренно держа скрепленные под грудью ладони, подобно оперным певицам. Пусть видят ее руки. Пусть попробуют сказать, что им что-то угрожало. Не получится. Не выйдет. Французский – тоже не случаен. Чужой язык отвлекает не меньше, чем незнакомое заклинание. Ей даже кажется, что она смогла добиться желаемого эффекта, но в комнату – ее остатки – заходят новые действующие лица, а хаос разрастается. Вайолет неподвижной статуей замирает, лишь перед этим успев голову повернуть и бросить строгий взгляд на детей, способный означать лишь одну команду. Не двигаться. Ни при каких обстоятельствах. Сама же мечтает взорваться огненным шаром и вышвырнуть каждого, кто нарушает покой этого дома, оставив жгучие ожоги. Чтобы не забывали. Чтобы не приходили впредь. Когда все это закончится, – Вайолет не допускает мысли, что этому не настанет конец, как и мысли, что конец будет печальным, такого варианта просто не существует в ее вселенной – и вернется Дамокл, нужно будет серьезно обсудить защиту здания. А заодно наведаться в министерство и сделать так, чтобы подобных инцидентов не повторялось. Вай добьется этого, даже если придется постучаться в каждый кабинет и написать записку каждому работнику, начиная домовыми эльфами и заканчивая Барти Краучем. Она задействует связи матери, коих достаточно, чтобы устроить целую революцию. Здесь же всего лишь обещание защиты и покровительства. Ничего сложного.
Француженка наблюдает, отстраненно, озлобленно и устало, как падает Маттео. Она обводит внимательно и настороженно взглядом вскинутые палочки. Она чувствует в воздухе тот самый момент перед взрывом и решает, что сделает все, чтобы его предотвратить. Ее метод может показаться не таким смелым или благородным, но она пережила тот период, когда переживала из-за мнений десятков и сотен. Она вейла. Так почему ей не пользоваться тем, что было в ее крови, ведь волшебники делают тоже самое. Вайолет тихо выдыхает, ее ресницы опускаются и поднимаются неспешно. Только бы получилось. Она слишком редко и неохотно прибегала к этому, отдаляясь от вейловской части своей сущности. Только бы успеть. Пока не взорвался гневом Магнус, пока не выпустила заклинание Маргарет Макдугал, а за ней и все остальные. Как глупо и нелепо будет пасть жертвой перекрестного огня, оставшись единственным дипломатичным человеком в этой комнате. Кажется, такие умирают первыми.
- Господа! – голос журчит и переливается, заходит каждому в уши и грудную клетку. Вайолет чувствует во всем теле легкость и невероятную вседозволенность. Она невесома, она непостижима, она прекрасна. . Эти ощущения, сначала неловко и стыдливо проникают в нее, а после, почувствовав свободу, разрастаются, захватывая Гуфье целиком и, кажется, воздух вокруг нее.
- Так мы ни к чему не придем, - она опечаленно качает головой, пока на губах ее зарождается дружелюбная улыбка. В этом мире нет боли, нет грусти. Есть только любовь и красота. И это то, что она привнесет в этот дом и каждому, кто здесь находится. Вайолет неспешно подходит к стулу, на котором сидела раньше, совершенно игнорируя палочки и, кажется, всех вокруг, но четко ощущая взгляд каждого на себе. Эти взгляды были лучше любых подарков и комплиментов.
- Мы начали не с той ноты. Вы, совершенно без причины, сломали нам дверь, напугали детей, ранили сотрудницу и постояльца, – в ее голосе нет обвинений будто бы, он звучит как песня, как сказка на ночь. Гуфье опускается на стул и расправляет юбку, - мы же, вероятно, не смогли донести до вас главную мысль. А звучит она так: у нас с вами общие интересы.
Ее взгляд, глубокий, манящий, встречается с каждым из хит-визардов, до кого можно было дотянутья. Улыбка становится шире. Внутри растекается такое тепло. Она и забыла, какого это. Сколько лет, месяцев, дней прошло с прошло с последнего раза? Почему она отказалась от этого?
- Мы – приличное заведение, где помогают попавшим в беду, но не тем, кто эти беды распространяет. Мы рады каждому нуждающемуся, но не каждый становится желанным гостем. Вы сами видите, здесь проживают дети. Неужели вы думаете, что я, или мой дрожащий супруг, уважаемый человек, пустили бы в этот дом опасного преступника? Мы же оба родители!
Все это кажется почти совсем не важным. Уходит страх, сомнения, злость. Она пьянеет от внимания, от того, как слушают ее чужие уши, как заполняет их сердца ее голос.
- Поймите меня правильно, я и каждый здесь готовы сотрудничать, но сотрудничество – процесс совместный, и его сложно построить на разрушениях и увечьях. Я уже не говорю о взаимоуважении и толики приличий.
Вайолет хлопает в ладоши беззвучно, словно ставя точку на своем небольшом вступлении.
- Предлагаю мне с кем-то из ваших людей, например, с вами - она смотрит на самого неприятного, - осмотреть все помещения, пока вы останетесь здесь. Миссис Макдугал даже расскажет вам про наших жильцов, если будет в состоянии после того, как вы ее чуть не убили. Детей, после вашего одобрения, я бы отпустила – они и так перепугались. Что вы думаете, Кассиус?

видел бы кто-нибудь из выдающихся маггловских спортсменов подобный кульбит, воплотившийся в реальность исключительно последними сорвавшимися в бездну нервными клетками стажера, - не рискнул бы повторить. магнус успевает почувствовать разлившуюся по телу боль, а после, когда после внезапной (читай - не слишком ожидаемой) вспышки заклинания ударной волной откидывается куда-то в сторону успевшей немного разобраться по кирпичику стены, упрямо поджимает губы, чтобы ничем себя не выдать. в конце концов, никак нельзя упасть в грязь лицом хотя бы перед младшими, настроенными к ворвавшимся в ночлежку незнакомцам весьма настороженно. оно и неудивительно, впрочем. делакур, привыкший утаивать собственные эмоции, запихивая их куда поглубже, чтобы по кусочкам разбирать потом, оставшись наедине с гитарой, отчего-то слишком понимал этих детей.
по крайней мере, ему так казалось.
запястья ломит от того, что безоружным он пытается встать, ссылаясь на какие-то дурацкие воспоминания о драках без применения заклинаний. ну, как было в хогвартсе на старших курсах, подумаешь, что сейчас ситуация куда серьезнее, да и хит-визарды едва ли согласятся угадывать, кто сжимает кулак правильно, а кому скоро вправят сломанный палец.
последним перед падением, конечно, ловит взгляд маттео.
а теперь?..
попытки подняться из положения лежачего, конечно, провальны. тело слишком слабо, и, к сожалению, едва ли все это можно списать на урон от не вовремя выстрелившего заклинанием стажера. магнус смотрит исподлобья, почти всегда - на маттео, на руки маргарет - касается его как будто с щемящей нежностью, - и почти рычит (если бы мог, обязательно так и сделал) от бессилия и собственной несостоятельности. что может сделать он, связанный чарами, опутанный собственной болью? что может сделать он, ни разу в жизни не произносивший ни одного боевого заклинания? драться на кулаках с хранителями порядка идея и правда безумная, но злость в делакуре все закипает, и пока тело неумело, словно заново готово учиться ходить, сам он осматривается. с осторожностью и внимательностью, пытаясь запомнить детали.
да, будь, пожалуйста, полезен хотя бы в этом.
они прекрасно держатся, если честно. вайолет и маргарет, оставшиеся без мало-мальской защиты (кое-кто не смог бы что-то сделать наверняка, но побыть отвлекающим фактором точно), складывается ощущение, будто они на передовой, где каждый шаг под самым пристальным наблюдением, и каждое слово грозит обернуться против тебя. сам магнус едва ли бы впадал в панику, но найти нужные слова, не срываясь раз за разом в попытки начать выяснения не в разговоре, - талант, как ни крути. остается надеяться, что хит-визарды не сорвутся первыми. в таком случае, борьба не будет стоить ни минуты.
голос вайолет словно возвращает из забытья, и магнус, как бы ни противился, - не сможет, знает наверняка, - слушает ее слишком внимательно, отвлекаясь, позже утопая к самому себе то ли в ненависти, то ли в досадном, разочаровывающем чувстве. ему с трудом удается оторвать от нее взгляд (тут же вспоминается шарлин и все те, кто не в силах был противостоять ее чарам) - маттео все так же без сознания, приходится едва мотнуть головой, привлекая внимание той единственной, что прямо сейчас помочь сможет.
какой же ты, должно быть, жалкий.
не время об этом думать, впрочем.
кажется, прошла всего пара мгновений после того, как тело, наконец, перестало быть безвольной куклой.
- я сейчас, - шепчет то ли самому себе, то ли окружающим, чтобы лишние не услышали. первое желание - оказаться рядом с другом - выполняется почти молниеносно. насколько он может позволить.

Чужое согласие оседает в груди мягким и правильным осадком. Единственным верным. Согласие, разве это не самое естественное, что может быть? Сопротивление отказа требует сил, борьбы, но согласие смиренно и просто. Никто не уходит так спокойно, как старики в своих постелях. Никто не отдается так безответно, как влюбленный. Вайолет чувствует в себе силу, способную подарить согласие каждому мужчине в этом доме, городе, мире. Разрушить страх перед сладким принятием, утопив в любви, как топят сахар в стакане с теплой водой. Это их осчастливит и разольется теплом в ней.
Вайолет падала куда-то, не желая хвататься за воздух в попытках остановить это падение. Нет. Не падение. Полёт.
- Чудесно, - спускается с мягких губ вейлы и то, как это происходит, является чем-то не менее чудесным. Звук голоса сливается с выдохом так гармонично, словно предначертано им было сплестись в едином мимолетном танце. Она и сама пьянеет от этого сильнее. Улетает выше.
- Прошу, я покажу вам верхний этаж.
Вайолет поднимается легко и неспешно со стула, оставляя мягкую улыбку на лице хит-визарда, и напрявляется к лестнице, но перед самыми ступеньками оборачивается, словно на чей-то далекий забытый отклик. Она вспоминает о Маттео и Маргарет Макдугал запоздало, почти случайно. Голос где-то в закоулках сознания пытается донести что-то строгое и возмущенное, но он отбрасывается в небытие одним лишь взмахом пышных ресниц. И даже короткий злой укол, когда хит-визард открывает дверь в кабинет супруга, не вырывает ее из ощущений ей предназначенных самой природой.
- Это кабинет моего мужа. И, как видите, он пуст.
Вайолет поворачивает голову в сторону коллеги, губы ее с прилипшей к ним блаженной улыбкой распахиваются у подобии беспокойства:
- Ты справишься, Мегги? - вейла кивает в сторону Маттео. Впервые в жизни она назвала ее не полным именем, но сейчас все требовало легкости и непринужденности. Сейчас это звучало также естественно, как резало бы ухо в любой другой момент. Получив подтверждение, Вайолет скрылась в кабинете вместе с волшебником, но долго находиться в нем не смогла.
- Вы все осмотрели, мистер…? - она улыбается мягко, вернувшись к двери, готовая уйти в любую секунду. Быть вейлой здесь, в этом кабинете, казалось чем-то неправильным. Она никогда не была ей при Дамокле. Не так.
- Я обещала показать вам верхний этаж. Там у нас, как и здесь, ничего интересного. Пойдемте, Генри.
Мурчание ее голоса заползает под самую кожу самой желанной вещью.

Это ощущение похоже на нахождение в кругу теплого яркого света. Взгляды - сладкий восхваляющий шепот. Птица, сидевшая в клетке слишком долго, будет лететь, пока не разобьется. С ней случится также? Сейчас она об этом не думает. Ей было так удивительно просто принять это решение. Словно она только и ждала разумного предлога. И теперь, оказавшись в этом, это долгое воздержание кажется таким нелепым, ненужным. Разве есть от этого хоть какой-то вред? Разве он был когда-то? Память заботливо подтерла за секунды все, что причиняло боль, пугало, предавало. Она словно стала совершенно другой. Она даже не думала о дочерях и почти не думала о муже все то время, что успело пройти.
- Как вы стали хит-визардом, Генри?
Он больше не кажется ей отталкивающим и неприятным. Кажется, в этом мире вообще все стало резко привлекательным. У него интересное лицо, которому не хватает улыбки. Но это поправимо. Сложно вспомнить, как улыбаться, когда хмурился так долго.
- Вы куда приятнее, чем можете показаться с первого взгляда. Показывайте это почаще окружающим. С приятными идти на контакт куда проще.
Вайолет пархает между кроватей, поправляя покрывала и перекладывая вещи непринужденно, создавая подобие порядка. Она распахивает двери широких шкафов, улыбаясь Праудфуту, старшему хит-визарду Департамента, показывая, что внутри только личные вещи постояльцев, и никакие бандиты там не прячутся. В этом нет необходимости, но ей хочется немного театральности и безобидной драмы. Ей так хорошо, что она задохнется вот-вот.
- Он снова ел орехи в кровати. Он точно оборотень, а не белка-анимаг?
Она смеется коротко, полуприсев на прикованную тумбочку и устремив взгляд, мягкий, кошачий, на хит-визарда.
- Насчет оборотней вы не правы, Генри. Говорить, что они «нелюди» все равно, что сказать также о любом пациенте Мунго.
Будь она той Вайолет, какой была еще недавно, она бы рассказала больше, а в голосе ее было бы больше холодной профессорской страсти. Она бы рассказала о том, как каждый посетитель этого дома борется с последствиями своего недуга, как сложно им дается это, как несправедливо общество к тем, кому должно помогать. Она даже упомянула бы, что многие из них жертвы врагов хит-визардов, которых те не смогли или не успели защитить, когда в их крови еще не было этого проклятья. Она могла бы сказать очень многое, но сейчас это не казалось важным. Вайолет лишь склоняет голову набок, читая реакцию Праудфута, улыбается легко и пожимает плечами на его отторжение.
- В вас слишком много сопротивления, дорогой Генри. Это, наверное, очень тяжело.
Тяжело. Ты и сама это знала еще недавно.
Снизу раздуются какие-то звуки, неправильные звуки, привлекшие внимание обоих. Стойка хит-визарда стала похожей на ту, что бывает у охотничьих собак. Вайолет же хотела покинуть этот дом и пойти гулять по улицам, цокая каблучками по мостовой. Там больше лиц и больше взглядов. Там теплее.

Отредактировано violette gouffier (2024-02-13 09:53:41)

Происходящее принимает крайне скверный оборот, и Мэг сжимает зубы в попытках противостоять собственному организму, вдруг начавшему так не вовремя барахлить; она не собирается сдаваться, но тактику, определенно, надо менять.

Рухнувшую за спиной лампу Макдугал будто не замечает; не оборачивается, чтобы проверить, все ли целы; не осматривает себя; не вздрагивает от резких звуков. Комната кружится, и единственный ориентир, за который она продолжает цепляться, - это руки Клируотера и его взгляд, который на ней не останавливается.

Он начинает говорить, но его голос тонет в шуме новых вспышек заклинаний и топоте чужих ног, после чего на спасительные доли секунд становится оглушающе тихо. Инстинктивно разжав пальцы, Мэг невидящим взглядом провожает осевшее на пол тело хит-визарда. Лица вошедших плывут перед глазами, и по плечам пробегает неприятный холодок, когда в ее сторону тянется чужая рука. Титанических усилий стоит не отшатнуться и не обороняться, да и нечем - палочка валяется на полу рядом с Маттео, чудом избежавшего повреждений от падения светильника.

Макдугал открывает рот, чтобы ответить, но ее опережает Кевин.

— Если позволите, сэр, я зельевар. Ей нужно укрепить силы до обращения за медицинской помощью.

Мэг медленно разворачивается на его голос, стараясь не закрывать глаза; опирается на его руку, второй залпом опрокидывает в себя Живительное зелье; по телу разливается согревающее тепло, пробираясь в каждую клеточку, чтобы расправить и поставить на место.

- Спасибо, Кевин, - попытка в улыбку оказывается успешной, но все такой же вымученной. Зелье поможет лишь не терять сознание и соображать чуть лучше, чем никак. Невыносимо хочется сесть, но Макдугал остается на ногах, уперевшись взглядом в пол; голова все еще кружится, устраивая вестибулярному аппарату проверку на прочность, которую он не просил.

Ощущение абсолютной безнадежности, которое она успела словить минутами ранее, испарилось, выжигаемое новой вспышкой злости, вызванной вопросом патрульного.

Какого черта это все вообще стало возможным?

Она медлит секунду, прежде чем начать говорить. Голос тихий, словно севший, но не дрожит и не спотыкается, будто перед ними не жертва стихийного нападения, а всего лишь уставший целитель (коим Мэг себя сейчас и считает).

— Сэр, у этого господина, — указывает на Праудфута, лежащего у лестницы, — при себе ориентировка, которой они решили прикрыть весь этот кошмар, — медленно обводит рукой помещение в неопределенном жесте, делая акцент на дыре в стене, — я бы хотела дать показания и написать жалобу о неправомерном вторжении, потому что разрешение мы так и не увидели, и я очень сомневаюсь, что оно вообще есть.

Мэг поднимает голову, чтобы заглянуть патрульному в глаза; надеется лишь, что в них она найдет понимание; бороться снова она не в состоянии, но объективная оценка своих возможностей отойдет на второй план; снова.

На ее счастье в ответ Макдугал слышит: — Мы обязательно разберёмся, мисс, как только устраним последствия причинённого вреда. Мне жаль, что вам пришлось это пережить.

Мэг выдыхает и медленно кивает: - Спасибо, сэр.

Еще ничего не закончилось.

Что ты натворил, Клируотер.