Олаф отговаривал Мирона от этой авантюры, как только мог. Он угрожал, шантажировал, врал, и даже взывал к разуму, что, пожалуй, было слишком оптимистично и очень льстило аналитическим способностям восходящей рок-звезды. Гоблинское чутье прямо таки кричало о том, что с этим приглашением что-то не так, но Вогтейл отказывался слушать своего приятеля и назидательно говорил ему, что пусть агент своим длинным носом лучше вынюхивает галлеоны, а связи с общественностью предоставит несравненному фронтмену и основателю "Ведуний" - то есть ему, Мирону.

Отчаявшись, гоблин было вцепился Мирону в ногу, намереваясь оставить дырки от когтей на штанинах его модных кожаных штанов, но знаменитый гриффиндорский вратарь, не отбивший за свой единственный матч на пятом курсе ни одного мяча, с внезапно пробудившейся в нем грацией снежного барса увернулся от летящего в него яростного гоблина, показал ему фак, следом послал воздушный поцелуй и аппарировал по указанному адресу, оставив приятеля один на один с зычными гоблинскими ругательствами, от которых мимбулус мимблетония на подоконнике угрюмо поникла стебельком и обильно загноеточила.

Появившись на пороге дома, Мирон деловито осмотрелся, смахнул с лацканов своей крутки драконей кожи пару прилипших при аппарации пылинок и постучался в дверь.

- О, малыш, классные уши! Здаров! Гвоздь программы прибыл, но меня, к твоему сведению, пытались остановить.

Когда домовик протарахтел что-то про то, что "скоро начнется, скоро все начнется" Мирон прищурился, поправил гитару в чехле и готовностью отправился туда, куда его столь любезно приглашали. Обычно Мирон, как и полагается Такой Значимой Шишке Как Он, опаздывал, но, сейчас же, сбегая от своего полоумного гоблина, он каким-то чудом умудрился прибыть самым первым и главная гостиная встретила его звенящей тишиной. Мирон грустно осмотрел пустые столы и рухнул на диван.

- Эй, малый, а у нас будет шото типа обэда?

В животе что-то грустно заурчало, смачно подчеркивая ответное молчание. Мирон вздохнул и выудил гитару, решив удалить хотя бы культурный голод. В его жизни было не так много благотворительных вечеров и от того в бедовой головушке рокстара даже не мелькнуло, что все это как-то подозрительно. Он встречал прибывающих гостей строками своей коронной песни, не поднимая при этом задницы с кресла, на котором он уже лежал ногами кверху - сама непринужденность.

- Можешь ты гиппогрифом плясать?
Ма ма ма ма ма ма ма ма ма!
В небо синее с края утеса взлетать?
Ма ма ма ма ма ма ма ма ма!

Тем временем, с письмом в заднем кармане брюк творилась какая-то чертовщина, дурацкий домовик нагонял драмы, а свет потух.

Но песня должна быть допета. Потом должны быть овации. А уж потом можно и познакомиться, и письмо прочитать.

Отредактировано myron wagtail (2024-06-25 22:18:40)

Рубашка — перламутрово-черная, с полагающимся случаю жестким воротничком. Галстук — излишен, Лестат все-таки на светское мероприятие идет, а не в церковь. Мантия — темно-синяя, расшитая черным бархатом, неправдами и уговорами выуженная из последней коллекции Мадам Малкин. Бардак на голове — романтично-творческий, доведенный до совершенства нетерпеливым движением кисти. Результат подмигивает Розье из зеркала; сразу и не сказать, что про благотворительный вечер он вспомнил пять минут назад.

После происшествия на Каркитт Лестат в целом к каким-либо приглашениям относился с опаской. Даже неожиданно для всех (включая него) оказавшаяся в его объятиях Луиза не могла стереть из памяти не самые приятные минуты в темных катакомбах — тем более, что действие вейловских чар спало уже к вечеру, и Розье, страдая от головной боли примерно как при жутком похмелье, с трудом подобрал достаточно изящную формулировку, чтобы избавиться от компании прекрасной девушки, вызывавшей у него теперь исключительно эстетическое наслаждение. Приглашение на благотворительный вечер не улетело в камин только по причине его отсутствия в выделенной Лестату квартире, а еще — потому что было принесено, как ему показалось, совой с гербом Национальной квиддичной ассоциации на ошейнике. Значит, почти наверняка такие же конверты прилетели и остальным «Сорокам», и куче других игроков. В квиддиче словами за пределами поля и в окружении дорогих интерьеров тоже было немало приятного.

Обшарпанный вид особняка Розье не удивляет, но все равно заставляет поморщиться: в его семье гонялись за эстетикой, и к подобным решениям, хоть часто и более безопасным, относились с презрением. Гораздо больше удивления вызывает почти полная тишина, стоит ему пересечь порог. Тишина и квиддичисты обычно плохо сочетаются. Сбросив мантию на попечение домовика, Лестат проходит в гостиную, до боли напоминающую домашние интерьеры. Но даже несмотря на небольшое опоздание вместо гомонящей толпы там обнаруживаются всего два человека кроме него.

— Вечер добрый, а я не ошибся дверью? Это точно благотворительный вечер?

Вопрос повисает в воздухе, не адресованный никому конкретно. В мужчине Розье, приглядевшись и прислушавшись, узнает Мирона Вогтейла, музыкальную звезду. Лицо девушки не задевает никаких важных связей. Лестат тянется к карману узких брюк, где запрятано приглашение, и резко отдергивает обожженные пальцы — плотный пергамент вдруг нагревается, рискуя оставить уродливый след на симпатичных ягодицах. Кое-как выудив конверт, Розье вынимает вложенный листок, где точно был адрес и дресс-код, — и на его глазах буквы перетекают друг в друга, образуя совсем иной текст. Весьма зловещий, завязывающийся тревогой где-то под горлом.

— Это какой-то розыгрыш? — Лестат замечает напряженный взгляд девушки, сжимающей в руке такое же приглашение. — Скажу честно, пока не смешно. Эльф!

Но домовик, вместо того, чтобы услужливо подскочить к Розье с разъяснениями, с хлопком испаряется под бой часов.

— Magnifique. Пожалуй, я не намерен тут оставаться, — злость из-за потраченного на ерунду времени отчетливо выкристаллизовывается в желание немедленно отсюда аппарировать. Лестат прикрывает глаза, представляя любимый ресторанчик на Косой аллее.

Сперва Мирон слышит запах гари, а затем свой собственный крик, идеально, впрочем, встроившийся в последнее "ма-ма-ма", ибо талант остается талантом всегда. Мирон вскакивает, отложив гитару в сторону, и спешно достает из кармана то, что осталось от письма, про себя думая о практичности кожаных брюк, ведь какая-нибудь мантия загорелась бы, как попавшие в дымовую пушку волосы неосторожной фанатки.

Собравшиеся лица мало знакомы рокзвезде.  С девушкой и типом очках он, вроде как, учился, а со вторым даже летал на поле для квиддича за один факультет, но лица в цветастом мире рок-н-ролла менялись так часто, а в школе Мирон мало уделял внимания общению с кем-то, кроме тех, кто смотрел на него влюбленно и снизу вверх.

Ситуация начинала потихоньку пугать. Если Мирон не был в ужасе, то только потому, что в его не самой шустро соображающей головушке пока не созрело ни одного тревожного вывода. Но они уже, худо-бедно, начинали созревать, и исчезнувшие в миг окна и двери наводили на тревожный путь. А когда одного из гостей чуть было не расплющило шкафами, глаза Вогтейла округлились окончательно - это ж значит, что могли почти расплющить и его.

- Ёбушки-воробушки!

Мирон испуганно смотрит на всех вокруг, потом на говорливый портрет.

- Т..ты сказал "десерт"? То есть, кормить все таки будут, д..да?

Вогтейл, как в соломинку, вцепился в единственное, что он понял в путаных угрозах нарисованного мужика. Покушать - это было просто и понятно, а, самое главное, тянуло время. К счастью, Олаф знал, куда он ушел и наверняка, как отпсихуется, отправится по пятам на поиски своего самого главного голосистого актива. И, Мерлиновы панталоны, Мирон будет готов расцеловать его в уши.

- Не очень гостеприимно так обращаться с гостями, мистер... Как тебя звать?..  Чего ты от меня хочешь? Денег?

В их грязной квартирке в Лютном в спальной родителей висела троллья голова. Если уж даже с ней маленький Мирон вел задушевные беседы, то с этим пижоном с портрета как нибудь договорится.

Отредактировано myron wagtail (2024-07-21 08:06:18)

Ничего не происходит.

Интерьер резко ставшей неуютной гостиной не сменяется резными сводами а-ля ар-деко, вместо веселящейся толпы вокруг по-прежнему остается горстка напряженных людей. Розье чувствует, как горло замораживает холодком, словно он откусил слишком большой кусок мороженого — ремарка про роскошные апартаменты кажется прицельной. Даже слишком.

Их все же оказывается четверо, не трое — Лестат резко оборачивается на грохот сдвигающихся шкафов и замечает Поттера. Видимо, вошел уже после него. Охотника сжимают, как осу между пальцами, но Розье не двигается с места, чтобы помочь — совсем как тогда. Не успевает: угроза исчезает так же внезапно, как появилась, оставив после себя нервное послевкусие. Лестат неосознанно смещается ближе к центру комнаты, другие, кажется, тоже стараются отдалиться от стен.

Он всматривается в усмехающегося мужчину на портрете — могут ли они быть знакомы? Нет, это все бред, их просто запугивают. Кому могут быть известны его тайны? Это просто выстрел в воздух, любой дурак мог бы предположить, где Розье живет, нетрудно представить, что и далеко не всегда один. Как пытающиеся заработать легких денег крикуньи-гадалки на ярмарках, не обладающие ни унцией провидческого дара — они плетут сети очень загадочных и очень общих слов, которые так легко примерить к себе.

— Оставьте при себе свои дешевые фокусы, — Лестат не понимает стремление «мисс МакКиннон» расшаркиваться с этим очевидным манипулятором. — Очевидно, цель вечера — дурацкий розыгрыш. Что ценного в наших тайнах? Ну какие секреты у нашей рок-звезды, к примеру? Сколько лет было последней группиз?

Розье прищуривается, оглядывая их компашку еще раз. На звание сколько-нибудь весомой знаменитости, чьи грязные истории могли бы произвести фурор, окажись они где-нибудь на страницах светских журналов, здесь претендовал только Вогтейл. Розье, при всем самолюбии, трезво понимал, что на легенду квиддича он не тянет, как и Поттер. МакКиннон все еще не задевала в памяти никаких звоночков.

— Я так понимаю, здесь где-то подслушивающее устройство, ну или какой-нибудь анимаг-журналюга в форме муравья, — он фыркает, выуживая палочку из кармана мантии. — Решили, что устроите тут комнату страха, и мы резко начнем выдавать ужасные тайны? Ну вот, держите первую: у меня аллергия на шантажистов. Ревелио!

- Эй, ты, тип! Мои секреты только мои, а на концертах действуют проверяющие возраст чары, ясно тебе?! Так что не выебывайся! - грозит Мирон тому, кто решил на него с какого то рожна катить бочку и намекнуть о его неподобающих связях. Ну, право слово, нашли сенсацию - рокзвезда ебется, не спросив паспорта. Если за это музыкантов будут отлучать от сцены, то на ней останется одна скучная поебота типа Уорлок.

Тут вмешивается портрет и тоже на что-то непрозрачно намекает. Мирон щурится, вглядываясь в черты лица этого мутного мужика, чтобы потом в подробностях описать его Олафу. Его гоблин, если уж сам и не знал этого типа, то точно знал того, кто его знает. А там он уже и схватит его за яйца, и засудит, и, может быть, даже выебет, но сейчас надо самому не выебываться, чтобы не лишиться достоинства. Но это будет потом, а пока этот важный курица пусть хорохорится - че ему, нарисованному?

Девушка разделяет желание Мирона договориться с дядькой из красок, а вот паренек, кативший бочку на Мирона, оказывается самым борзым - не очень, видать, был впечатлен тем, как очкастого чуть не расплющило шкафами. Мирон же, выросший в Лютном и с молоком матери и "Гиннесом" отца впитавший простое жизненное правило "выебывайся только на тех, от кого знаешь, чего ждать", считал что тот зря петушится.

И правда - нарисованный пингвин тут же устраивает блэкаут и важно объявляет с портрета, что очкастый, придавленный шкафами, появился тут исключительно для того, чтобы послужить дурным примером, а им надлежит искать выход из этой черной беспросветной задницы, где то и дело тебя грозили чем-то сжать и рассказать какие то тайны.

Тайн у Мирона было великое множество - часть из них периодически просачивалась в желтые газетенки. Но это не означало, что он готов был обнародовать какие-то новые секреты. Вдруг общественность узнает, что Мирон Вогтейл иногда не моет руки после туалета? Олаф же подохнет со смеха от таких статей, хоть сам руки не моет вообще примерно всегда.

Доставать палочку и чудить Мирон не спешил, тем более тут были те, кто готов был ей махать за него. Сам рокстар грохнулся обратно на кресло, которое нащупал руками и решил обозначить позицию.

- Давайте поступим так, махорошие: вы соглашаетесь на условия этого чупика с портрета, а я вам дам денег, скока надо, распишусь на сиськах и выделю гоблина, который найдет вам очень хороших адвокатов. Ну и, конечно же, дам вам билеты на ближайшие концерты с доступом за кулисы и, так уж и быть, могу спеть про гиппогрифа у вас на празднике - дне рождении кота, похоронах бабушки, мне похуй. По рукам? Люди с музыкальным вкусом вас не забудут и вы будете героями Магической Британии от департамента Магической Культуры.

Отредактировано myron wagtail (2024-08-10 08:22:56)

Домовика она едва успевает заметить, был на мгновение и исчез - и ладно, нормальный домовик.

Но письмо! Марлен отбрасывает его на втором слове. Ладно, может на третьем, но точно не позже. Чертовы кричалки, как она их ненавидит! Раз уж оно умеет греться и орать, почему бы ему не уметь еще и взрываться, как порядочной кричалке? Например, если его нерадивый получатель уж слишком надолго забудет про существование бумажки.
Марлен хочется, даже слишком сильно для понятной безрассудности этой идеи - просто подпалить его и пусть всё горит. Письмо, дом этот непонятный, гори. Вот только гореть самой, понятное дело, не хочется.

Вместо замолчавшего наконец-то письма орать начинает Мирон, и всё на том же импульсе Марлен чуть не запускает искру в него вместо письма. Уж слишком удачное вышло продолжение, буквально орущий дуэт, спешите видеть.

Мирона надо бы поймать. Руками? Заклинанием? На чистых рефлексах Марлен бросается делать всё сразу, и вместо толковой помощи выходит почти попытка ткнуть в того палочкой. Просто так, даже без поджигающих искр, пусть скажет спасибо, могло бы не обойтись. Второй рукой она всё-таки хватает Мирона за плечо, удерживая его на земле, насколько выходит. Мелкие существа мельтешат вокруг, что-то о них смутно вспоминается, не сильно много, но картинка в цельный паззл складывается - левитация в качестве последствия это именно эти гады мелкие виноваты.

- Иммобулис! - Заклинание, естественно, летит мимо прыткой синей гадости куда-то в пол, спрашивается, и какие были шансы?

- Лично мне пока понятно, что ничего не понятно, и на меня постоянно орут, - ей хочется закатить глаза и тоже куда-нибудь сесть, но мало ли, что там еще окажется. Очередное странное насекомое, подушка-пердушка... А ведь, пожалуй, удерживать Мирона в кресле и находиться рядом с ним - идея сильно так себе.

Марлен одновременно отпускает его плечо и медленно отодвигается от кресла чуть назад.

Письмо, теперь уже тихое и снова выглядящее вполне прилично, так и лежит на полу. Ну хоть с ним всё ясно, обычная кричалка, просто своеобразно заколдованная. Марлен даже может себе примерно представить, как - ну или очень хочет думать, что с ним всё реально в порядке. И только тогда, обернувшись, видит раскрывшиеся радио.

- А это еще что такое? Лично я это руками трогать не собираюсь, если еще и оно на меня наорёт - это уже явно перебор, - но ближе, рассмотреть, всё-таки подходит, выхватывая на сгибе бумаги знакомое имя. Хотя бы не своё, уже хорошо.

Долго его удержать даже не пытались, хотя девица сперва и ухватилась за плечно, и Мирон, не смотря на все попытки окружающих удержать его, продолжал парить над этой земной юдолью, как херувим над грешниками. Это было бы вполне терпимо, если бы голова не кружилась,  как после стакана шотландского виски на пустой ирландский желудок, а задница  в месте уколов под кожаными брюками не чесалась бы так нестерпимо. Говорили ему - Мирон, не выебывайся, бери нормальную драконью кожу, а не этот маггловский дерьмантин. Драконью кожу, глядишь, невидимые неведанные йобы бы не прокусили, а в дерьмантин их кусалки-жалки вошли, как рокстар в группи.

- Вы, главное, форточку не открывайте, а то улечу к своим собратьям-сосестрам-звездам куда-нибудь в созвездие сияющей трясогузки, - произносит Вогтейл примирительно, хватаясь за потолок и стены, словно геккон или мокрица.

С высоты птичьего полета, с головокружением от яда неизвестного ужалившего его создания и от общей эмоциональной неустойчивости,  Мирон слышал слова остальных двух заключенных, словно через ведро воды. Честь концентрации уходило на то, чтобы держаться за стену, другая часть, чтобы понять, какой  стороной  он висит вниз - головой или ногами - а оставшейся оперативной памяти в голове рокзвезды было не то, чтобы с избытком и в лучшие минуты. Вогтейл обладал многими талантами, но ни один из них не подразумевал левитацию в темноте в неизвестной комнате с движущимися стенами.

- Так ну чего так и будем сиськи мять? - Мирон бесцеремонно влез в разговор неприятного типа и тайной фанатки. - Я сейчас улечу в стратосферу нахуй, а ваши секреты так и так напечатают в утреннем "Пророке". Так не проще ли сразу точку поставить, пожать лапки и согласиться, что мои тайны несоизмеримо тайнее, чем ваши маленькие секретики?

Мирон начинал злиться и от переизбытка чувств и левитации его начинало укачивать. Еще полумрак этот сраный.

- Люмос максима!

Отредактировано myron wagtail (2024-09-10 09:44:49)

А как было бы легко, будь его тайной какая-нибудь интрижка с дочерью главы Аврората. Или незаконнорожденный сын где-нибудь в глубинке Британии. Мерлин, да даже от магглы — все бы посудачили и заткнулись, все-таки не каменный век, только-только глохнуть стала вся эта история с Пожирателями, никто бы не посмел упрекнуть его в чем-то, что начинается на «чистота» и заканчивается на «крови».

Может, разбитая в детстве ваза эпохи какой-то непонятной буквы, вину за которую он спихнул на домовика, и того больно высекли на конюшне — это достаточная тайна, чтобы обеспечить ему свободу? Лестат вздыхает, с тоской посматривая на опустевший холст. Ответ озвучивается в его голове саркастичным голосом мужчины с портрета.

Предложение Марлен — самое рациональное, что у них есть к этому моменту. От Вогтейла никаких светлых идей нет, только режущий зачем-то по глазам Люмос в и так ярко освещенной комнате. Хотя в момент терминальной раздражительности от рок-звезды Розье хочется позволить Мирону улететь и посмотреть, что из этого получится. МакКиннон выглядит как человек, с которым все-таки можно найти какой-то компромисс. Проблема только в том, что она журналистка.

Акул пера Лестат переносил не очень — квиддич обязывал периодически участвовать во всех этих ужасно скучных пред- и пост-матчевых пресс-конференциях, да еще на трансфере в «Сорок» ему нещадно выебали мозг бесконечными вопросами про Дженкинса. Красоваться на страницах журналов Розье нравилось, отвечать на провокационные подначки и вежливо отбривать попытки влезть в его жизнь глубже, чем дозволено, — нет. Веры в то, что выложенные на стол карты потом не всплывут случайно где-то еще, на этом фоне у него не было никакой.

— Если я и буду что-то вам рассказывать, то только под Непреложным. Что это не окажется неожиданно опубликованным или сказанным где-нибудь, — Лестат решительно складывает руки на груди. — А там из трех вариантов выберем, что мы отдадим этому. Все еще считаю, что это должна быть тайна Мирона. Его репутации сложно навредить, зато какой пиар. Ну, разве что только наша звездочка кого-нибудь хладнокровно кокнула.

Розье усмехается, но ухмылка трескается и осыпается штукатуркой на фасаде особняка. Сам-то.

Девица дразнилась. Тип вообще стоял и скалился - видимо, завидовал Мирону. А Мирон вот никогда никому не завидовал - даже Уорлок, истеричке старой - он просто брал и ебашил. Чего и этому типу можно было пожелать. Мирон свою безупречную репутацию рокзвезды заслужил потом и тяжелым трудом Олафа, и не какому то там непонятному челу решать, что на нее повлияет, а что нет. В конце концов, у него репутация хотя бы была, а что за тип был перед ним - известно только его маме (честно сказать, Мирон бы, конечно, и министра магии в лицо не признал, он знал тока своих парней и Уорлок).

- Ой ну ясно блять, бизнесов с вами иметь нельзя, не деловые люди, а зануды сраные! - подытожил Мирон, когда его прекрасное предложение, решающее, по мнению рокстара, сразу все проблемы разом, отвергли.  - Ай, бляя...

Грохнувшись на ковер, Мирон медленно подышал с закрытыми глазами, пытаясь прогнать головокружение и злость на всех вокруг. Мирон знал - психовать, махать кулаками, кидаться угрозами - не продуктивно, все большие дела делаются всегда за кулисами, а не на сцене. И здесь, по ходу, все решили уже до них, а все эти условия были не больше, чем попытка впечатлить. Мирона впечатлить не сложнее, чем ребенка. Однако эльфа Вогтейл запомнил хорошо. Потом он расскажет о нем Олафу, а Олаф там по своим нелюдским кругам пошариться и узнает, за кем это недоразумение закреплено. Эльфы-рабы может и исполнительны, но вот гоблин-друг смесь куда более ядреная.

Бегло прочитав записку - благо в этот раз она не сгорела - Мирон пожимает плечами, косясь на своих напарников по несчастьям. По правде сказать, за душой у Мирона не было каких-то страшных тайн и секретов. Тип намекал на разное - но даже не все намеки, признаться, до Мирона дошли. Он был натурой во многих смыслах неприятной - грубой, недалекой, легкомысленной - но, пожалуй, искренней и беззлобной. Он много кому сделал гавна - это правда - но никогда по умыслу. Он просто хотел славы и в этом он был весь. Он нес свой талант Британии на блюдечке и, быть может, эта бесконечная искренность и купила ему билет на музыкальный Олимп. И, быть может, она же не позволит ему с него упасть.

- Ну ваше здоровье! - говорит Мирон и мигом опустошает фиолетовый флакончик. - Блять, это на вкус хуже, чем троллья моча.

Отредактировано myron wagtail (2024-10-01 15:09:26)

Надежды выйти из ситуации на своих условиях испаряются вместе с хлопком — в зале снова появляется домовой эльф и, эффектно наведя порядок, оставляет им три флакончика с запиской. Лестат готов взвыть: время не могло кончиться так быстро, они бы успели договориться, но стрелки больших часов издевательски показывают склоненную «викторию». Это несправедливо, нечестно, наверняка кто-то подкрутил их бег — а от них требуют честности?

Флакончики ультимативно бликуют на свету. Розье крутит записку в руках и быстро откладывает, хватая один из двух оставшихся вариантов — желания полагаться на судьбу и неудачливость его товарищей по несчастью почему-то не находится. Череп на золотистом стекле наверняка должен был отпугнуть своим красноречивым обещанием худшего, но это же так банально и предсказуемо, едва ли похоже на хозяина их сегодняшнего — абсолютно отвратительного — вечера. Лестат так давно привык играть со смертью, что больше не чувствует зла в ее символах.

И все равно медлит, в отличие от Мирона, решительно опустошившего свой флакон. Принюхивается, пытается разглядеть содержимое на просвет, как будто он помнит что-то о зельях из школьного курса, как будто им бы профессора о чем-то таком рассказывали. Расчет Розье прост, но проигрышен, как все ставки его отца: Марлен выпивает свою порцию, но ничего не происходит мгновенно; комната как будто замирает в ожидании. Записка как будто не оставляет пространства для маневра — Лестат почти уверен, что любая попытка перехитрить хозяина будет чревата последствиями, а вылитое зелье наверняка снова вернется в флакон.

Тянуть дольше нет смысла.

— Ваше здоровье.

Он залпом опрокидывает в себе горчащее варево и, крепко зажмурившись, изо всех сил представляет собственную спальню.